В тот же день Мак-Кинли направил Испании ультиматум, требующий немедленного прекращения войны на Кубе, немедленного окончания политики концентрационных лагерей и принятия американского посредничества в отношениях с революционерами. Все это, без сомнения, означало кубинскую независимость, потому что американское посредничество не могло завершиться иным.

Испания оказалась перед неразрешимой дилеммой. Она не желала войны, но полная сдача позиций уничтожила бы испанское правительство, за которым стояли и собственные шовинисты — те испанцы, кто помнил великое время три столетия назад, когда Испания была самой сильной страной в мире. Единственный выход правительство увидело в том, чтобы посоветоваться с Ватиканом. Истовые католики, испанцы могли смириться со своей уязвленной гордостью, если их попросит человек, которого они считают представителем церкви и Господа.

Поэтому Испания обратилась к папе римскому и к 9 апреля получила от Ватикана разрешение согласиться на все американские требования, за исключением американского посредничества в отношениях с повстанцами. Еще немного военных угроз и капелька желания сохранить лицо — и Испания наверняка примирилась бы и с этим. Сражаться ей было неудобно, а все европейские страны, к которым она обратилась, отказались вмешиваться на ее стороне в конфликт с Соединенными Штатами. В самой Европе нарастало соперничество, и никто из великих держав не пожелал выступить против Соединенных Штатов из-за такой слабой страны, как Испания.

У Мак-Кинли, однако, не хватило духу добиться объявленных целей Соединенных Штатов без войны. Слишком много было бездумных призывов воевать, и слишком много «молодых республиканцев» говорили ему, что если он не начнет войну, он покажет себя слабаком и разрушит шансы Республиканской партии на грядущих выборах в конгресс. И Мак-Кинли показал себя слабаком, поддавшись на эти разговоры.

11 апреля он отправил заявление о войне в конгресс, и после злобных дебатов 21 апреля Испания получила трехдневный ультиматум с требованием безотлагательно предоставить Кубе независимость. Испания, припертая к стене и понимающая, что Соединенные Штаты обречены воевать в любом случае, проявила гордость (единственное, что у нее было) и объявила войну. В свою очередь Соединенные Штаты объявили войну 24 апреля, причем «задним числом», со дня предъявления ультиматума, поскольку более героически выглядело бы объявить войну первым.

Чуть ли не единственным, что удалось спасти антиимпериалистам от беспорядка никчемной войны, стала поправка к военной резолюции конгресса, специально отрицающая любое стремление Соединенных Штатов аннексировать Кубу. Эту «поправку Теллера» внес сенатор от Колорадо Генри Мур Теллер (род. в Грейнджере, Нью-Йорк, 23 мая 1830 года), сторонник свободного серебра и немного популист.

Поскольку война началась между двумя странами, разделенными почти пятью тысячами километров океана, и на кону стоял остров, было ясно, что она, по сути, станет войной на море.

У Испании был внушительный флот, если ориентироваться только на число кораблей. Однако большинство их устарело и имело небольшие размеры. Боевого духа у испанских адмиралов практически не существовало, ведь они рассчитывали драться за тысячи километров от дома, опираясь на бедную и отсталую страну, у которой осталась лишь гордость и древняя традиция.

И не только в этом дело. Испания даже не могла собрать свой флот возле Кубы, поскольку в то же самое время разгорелся еще один мятеж против нее на других островах — еще одно наследие империи, когда-то охватывавшей весь мир, — на Филиппинах, с другой стороны мира от Кубы.

Филиппинские острова — это в общей сложности примерно 7100 островов (большинство очень маленькие) где-то в 800 километрах к юго-востоку от Китая. Общая площадь островной группы составляет около 300 000 квадратных километров, почти как у Аризоны.

Первыми европейцами, достигшими Филиппин, оказались испанцы под командованием португальского капитана Фернана Магеллана, который совершал первое в мире кругосветное плавание. Они прибыли на Филиппины в 1521 году, и Магеллан тут скончался. Испанцы не начинали колонизировать острова до 1565-го, когда они дали им название в честь своего короля Филиппа II. Манила была основана в 1571-м.

Филиппины оставались под испанским политическим и религиозным правлением почти средневековой природы еще сильно после 1800 года. Однако к 1880-м некоторые из филиппинцев могли послать своих детей учиться в Европу, тут и произошло рождение национализма. Сначала он находился на очень скромном уровне и выражался в основном в выпуске литературной продукции. Тем не менее, как часто случается, власти решили, что сильный удар в самом начале сокрушит мятеж в зародыше. И, как случается почти всегда, националисты-мечтатели в итоге стали радикалами, так что поэты пропустили вперед партизан.

Самым опасным из этих бойцов был Эмилио Агинальдо, родившийся в провинции Кавите, Филиппины, 22 марта 1869 года. В 1895-м его избрали муниципальным главой его родного города — главой, которым некогда уже бывал его отец. И все же он стал революционером в ответ на испанские репрессии и 30 августа 1896 года возглавил открытый мятеж. Несколько месяцев ему удавалось побеждать части регулярной испанской армии.

Испанцы послали на Филиппины подкрепление, и Агинальдо пришлось отступить в горы. Здесь его позиции были непрочны, и наконец он принял от испанцев деньги и согласился покинуть страну. Деньги он держал нетронутыми (по его словам), чтобы использовать для будущего восстания при более благоприятных условиях, и ждал. Ждал он, как выяснилось, американского флота.

У американцев было меньше кораблей, чем у испанцев, но это были новые, прекрасно сделанные корабли. На сей раз Соединенные Штаты оказались готовы к войне, по крайней мере на море.

Частично эта заслуга принадлежала американскому морскому офицеру Альфреду Тайеру Мэхэну (род. в Вест-Пойнте, Нью-Йорк, 27 сентября 1840 года). Сын профессора Вест-Пойнта, сам он поступил в Военно-морскую академию в Аннаполисе. В годы Гражданской войны занимался организацией морской блокады и оставался во флоте вплоть до своей отставки в чине контр-адмирала в 1896-м.

Он был видным военным теоретиком, написал «Влияние морской силы на историю. 1660–1783» в 1890-м, «Влияние морской силы на Французскую революцию и Империю. 1793–1812» в 1892-м и «Интерес Америки в морской силе сегодня и завтра» в 1897-м.

Предположение состояло в следующем. Океан бесконечен и занимает весь мир; земля конечна и состоит из разделенных частей. Сухопутная военная сила может оккупировать регионы, прилегающие к ее домашней базе, но должна остановиться на берегу, если у нее нет флота. Морская сила, будучи отделенной от сухопутной океаном, может стать изолированной и посредством флота атаковать врага в любой береговой точке, может обезопасить свою торговлю, может блокировать неприятеля. Опираясь на ресурсы всего мира, морская сила в конце концов победит континентальную. Вот по этой причине, указывал Мэхэн, Великобритания в итоге сокрушила своих недругов, включая Наполеона, и получила мировую империю.

Никакая страна не может стать сильнее без собственного флота, сказал Мэхэн. Что касается Соединенных Штатов, у которых нет сухопутных границ с влиятельными странами и есть два обширных океана с обеих сторон, они способны стать особенно сильными, даже неуязвимыми, если у них будет эффективный флот. Мэхэн указывал на необходимость иметь опорный пункт на Гавайях и угольные базы на более мелких островах, поскольку Тихий океан гораздо шире Атлантического. Он также поддерживал строительство канала через Панамский перешеек, чтобы Соединенные Штаты могли в случае нужды быстро собрать свой флот в любом океане.

Следуя рекомендациям Мэхэна, американцы усиленно трудились над созданием эффективного флота, и хотя, когда пришло время воевать с Испанией, канала через перешеек не было, в обоих океанах находились американские корабли.