Если бы Джонсон и вправду был отстранен, вице-президента, который унаследовал бы ему, не имелось [119] , а следующим в очереди считался избранный председатель Сената, каковым оказался один из главных радикалов Бен Уэйд.
Уэйд не снял с себя обязанностей присяжного, полностью игнорируя тот факт, что он едва ли может быть беспристрастным, когда выигрывает от обвинения столь много. Напротив, он остался в жюри и собирался голосовать. Он был абсолютно уверен, что станет президентом (в какой-то мере благодаря собственному голосованию), и даже начал формировать новую администрацию.
Для утверждения обвинения нужно было набрать две трети Сената — 36 голосов. Чтобы избежать обвинения, Джонсону требовалось 19. 12 сенаторов-демократов твердо намеревались проголосовать в его пользу, но ему нужно было получить еще по меньшей мере семь республиканских голосов, что представлялось трудной задачей, так как республиканцы любой ценой стремились к импичменту.
В конечном счете, если бы один из их лидеров Бен Уэйд стал президентом и его переизбрали бы в 1868-м, у него была бы верная возможность назначить судей Верховного суда — из числа «радикальных республиканцев», — а это сделало бы влияние конгресса на правительство абсолютным. Никогда еще американская система власти не была в такой опасности от чрезмерного усиления законодательной ветви — и никогда впредь не окажется в этой ситуации [120] .
Дело против Джонсона было до смешного слабым. Несмотря на все свои недостатки и нехватку рассудительности, президент не нарушал конституцию и не совершал никаких преступлений, которые могли бы стать причиной импичмента. Джонсона защищали умелые адвокаты, и было вполне ясно, что те сенаторы, что проголосуют за обвинение, сделают это из подспудных политических соображений, а не в результате беспристрастного анализа обстоятельств дела.
Шестеро республиканцев решили, что будут следовать голосу совести и выскажутся за оправдание. Требовался седьмой. Тридцать пять республиканцев собирались поддержать обвинение, но оставался еще один, последний сенатор — Эдмунд Г. Росс из Канзаса, который решения пока не принял. Несмотря на огромное давление, он отказался сказать, как проголосует, и 26 мая 1868 года, когда жюри сенаторов должно было вынести решение, каждый знал, что 35 голосов будет за обвинение, 18 — за оправдание и один голос — голос Росса — остается «подвешенным». Судьба дела зависела от этого голоса.
Напряжение все росло, пока один за другим сенаторы приглашались к голосованию и приближалась очередь Росса. Наконец пришел его черед, и он высказался — за оправдание! Джонсон получил нужный ему девятнадцатый голос, и это позволило минимальным большинством спасти не только его, но и конституцию. Он остался президентом до конца срока, а министр Стэнтон покорился и подал в отставку.
«Радикальные республиканцы» были разочарованы и обозлены. Они позаботились о том, чтобы семеро их коллег по партии, проголосовавших против импичмента (и в особенности Росс), были с позором изгнаны из общественной жизни. И все-таки они добились хотя бы частичной победы. Институт президентства унижен и ослаблен, а конгресс будет в той или иной степени доминировать над президентом еще две трети века.
И, разумеется, Реконструкция по жестким правилам конгресса продолжалась. 25 июня 1868 года, вопреки неизбежному вето Джонсона, бывшие Конфедеративные Штаты под управлением карпетбеггеров начали восстанавливаться в Союзе. К 1870-му все штаты вернулись в Союз на условиях конгресса — хотя местное белое население по-прежнему считало себя несвободным.
Пока Соединенные Штаты были поглощены устранением ущерба, нанесенного Гражданской войной, и созерцанием битвы между конгрессом и президентом, внешний мир никуда не делся. С международными проблемами еще предстояло столкнуться, а главная из них находилась в Мексике.
В 1861 году к власти в Мексике пришел либерал Бенито Пабло Хуарес. Он был первым мексиканским президентом индейского происхождения и первым национальным лидером не из числа военных. Он пришел к власти после Гражданской войны, которая разрушила собственность, принадлежащую, однако, европейцам, и у его администрации не было денег, чтобы оплатить ущерб или долги. Великобритания, Франция и Испания, воспользовавшись тем, что в Америке продолжалась Гражданская война, в 1862 году высадили войска в Мексике с целью свои долги возместить.
Великобритания и Испания вскоре отозвали свои войска, но во Франции правил император Наполеон III, которого отличала фатальная страсть к плохо просчитанным приключениям. Наполеон незыблемо стоял на стороне Конфедерации, ему представлялось, что Соединенные Штаты вот-вот распадутся. Казалось, самое время установить в Мексике французское господство.
Игнорируя ожесточенные протесты на тот момент беспомощных Соединенных Штатов, Наполеон послал в Мексику 30 тысяч солдат, и 7 июня 1863 года, как раз тогда, когда Ли вторгся в Пенсильванию и Гражданская война приближалась к поворотному моменту в ходе битвы при Геттисберге (см. «Наш Федеральный Союз»), Франция оккупировала Мехико и прогнала Хуареса.
Наполеону был нужен марионеточный правитель Мексики, и для этой цели он убедил приехать туда младшего брата императора Франца Иосифа Австрийского. Это был эрцгерцог Максимилиан, наивный молодой человек размытых либеральных взглядов, полагающий, что мексиканский народ будет приветствовать и любить его. 10 июня 1864 года его провозгласили императором Мексики, а его жена, Шарлотта (дочь бельгийского короля Леопольда I), стала императрицей.
Максимилиан продолжил проводить политику либеральных реформ, противоречившую интересам поддерживавших его консервативных сил, и в то же время не стремился к успокоению либералов Хуареса, которые вели партизанскую войну вне городов. Максимилиан держался на троне только благодаря французской армии, хотя сам он мог этого факта не осознавать.
Когда завершилась американская Гражданская война и Союз победил, Соединенные Штаты проявили решительность по отношению к Мексике. Протесты против французской оккупации звучали все сильнее и сильнее, и 50 000 закаленных ветеранов четырех лет сражений под командованием талантливого генерала Филипа Шеридана (см. «Наш Федеральный Союз») прибыли на мексиканскую границу.
Дела Наполеона III пришли в упадок. Французская интервенция ни к чему не привела. Вся операция превратилась в какое-то болото: она стоила Франции денег, но не наблюдалось никаких признаков того, что мексиканцы когда-либо примирятся с иностранным правлением. И было вполне возможно, что Соединенные Штаты могут рано или поздно пойти на международный конфликт, чтобы лучше сплотить свою нацию.
У Наполеона III не хватило смелости для такого столкновения, и он с заметными потерями согласился уйти из Мексики. 14 марта 1867 года последний французский солдат покинул страну.
Максимилиан, который был все еще почему-то убежден, что он популярен среди мексиканцев, отказался уезжать с ними. Результат оказался печальным, но неизбежным. Отряды Хуареса быстро заняли Мехико снова и, несмотря на призывы иностранных правительств к милосердию, казнили Максимилиана 19 июня.
Мексиканская авантюра Наполеона III завершилась, и послу жила она только для того, чтобы еще больше ослабить его правительство и подготовить почву для его полного разгрома пруссаками в 1870 году. Что же касается Соединенных Штатов, эта развязка показала миру, что Гражданская война закончена, а Соединенные Штаты снова стали самими собой.
Далеко на севере произошло даже более захватывающее событие, которое способствовало американскому росту, событие, в котором вообще не было ничего трагического.
Большой северо-восточный североамериканский полуостров Аляска находился под русским управлением еще со времен Американской революции. Русские, тем не менее, теряли интерес к этой очень удаленной части своих обширных владений. Начать с того, что выгодная торговля мехом на Аляске ухудшалась. Морские выдры, безобидные и ласковые, чьим единственным «недостатком» можно считать наличие красивой кожи, были жестоко истреблены почти до полного уничтожения охотниками из многих стран; стада тюленей также уменьшались. Таким образом, с каждым годом Аляска все более превращалась в обузу для царя Александра II.